— У меня было видение. Я остался без тебя, Данте. Это было так… неприятно.
Он попытался улыбнуться.
«Ты не оставишь меня одного на земле!» — пронеслось у меня в мозгу. Я погладила демона по волосам. Они были черными, мягкими и шелковистыми.
— Слушай, брось, — сказала я. — Не думай об этом, все хорошо.
Я говорила смущенно, запинаясь. «Он же демон, Дэнни. Что с ним происходит?»
— Теперь ты будешь меня ненавидеть, Данте. Это неизбежно.
Я рассмеялась:
— Ничего подобного.
«Что же это такое, Дэнни? Он слишком стар для тебя. Он даже не человек».
«Но он же пришел за мной».
«Только потому, что ему это выгодно. Он играет с тобой, Дэнни. Играет. Никто и никогда…»
«А мне наплевать, — подумала я. — Не похоже, чтобы это была игра. Наплевать, и все».
— Но ты же…
— Ты должна знать, — сказал он. — Я больше не демон.
Что?!
Я перестала гладить его по волосам и взглянула ему в лицо.
— Как это не демон?
— Я больше не демон, — повторил он, как-то странно побледнев. — Я падший. Я — а'нанкимель. Ты навеки останешься в моем сердце; я больше не вернусь в ад.
Он крепко сжал мою руку.
— Хм, — произнесла я пересохшими губами.
Демон терпеливо ждал, что я скажу.
И я заговорила:
— Ты хочешь сказать… то есть… в смысле, я… хм, а почему ты… о господи. А?
— Я твой, — медленно и раздельно повторил демон, словно говорил с полной идиоткой.
— То есть… почему? — промямлила я.
«Что же мне делать? Одного демона я преследую, а другой стоит передо мной на коленях. О господи, что мне делать?»
— Потому что ты единственное в вечности существо, которое обращалось со мной, как с равным, — сказал он.
У меня затряслись поджилки.
— Ты поверила мне и даже защищала перед своими драгоценными друзьями. Я наблюдал за тобой, Данте, наблюдал каждый день и каждую ночь, и теперь могу сказать: ты благородный человек.
— Хм, — произнесла я. — Джафримель…
— Слушай меня: за то, что я не скажу Люциферу о ребенке, ты оставишь меня при себе, — прошептал он, глядя мне в глаза. — Когда убьешь Сантино, не отсылай меня в ад, я хочу остаться с тобой.
— О.
Мысль работала вяло, словно плавала в густом сиропе.
— Но, видишь ли, мне не нужен демон.
— Почему? — удивился он. — Ты играешь со смертью, Данте, но жить тебе все равно не на что; ты одна. Мне больно видеть, до чего ты одинока. Кроме того, ты, по-моему, нуждаешься в умном помощнике.
Иначе говоря, я полная дура? А это уже спорный вопрос. Однако возражать демону я не стала. Здравый смысл подсказывал, что следует быть осторожной — в конце концов, он же демон, а демоны часто лгут. Первое, чему учат колдунов и церемониалов: у людей и не-людей разные представления о чести, совести, правде и неправде. Что им люди с их моралью и принципами?
И все же… во время разговора с Лукасом Виллалобосом демон стоял у меня за спиной. Потом он пытался проникнуть за мной в царство смерти. А потом сжег треть Нуэво-Рио, чтобы найти меня.
«Да все это только потому, что Люцифер крепко держит его за яйца».
— А как же твоя свобода? — спросила я.
— Когда я получу свободу, то буду волен делать с ней все, что захочу, — ответил он. — Я останусь с тобой, Данте. Пока ты меня не прогонишь, а может быть, и дольше.
Я задумалась, покусывая нижнюю губу. Что это — игра или демон говорит правду?
— Но почему сейчас? Почему ты говоришь мне все это только сейчас?
— Потому что хочу отдать тебе часть своей энергии, Данте. Мне нужно торопиться, поскольку я все больше становлюсь а'нанкимелем. Мы будем связаны неразрывными узами, и твой мир станет и моим. Скорее, Данте, пока я не провалился во тьму и еще жив.
Демон поднялся с колен, но моей руки не отпустил. Я взглянула ему в лицо. Сердце громко стучало, ладони вспотели. На какое-то мгновение мне захотелось завизжать. От взгляда демона перехватывало дыхание.
— О, — сказала я.
Лучше бы я этого не говорила, потому что демон улыбнулся, а по моему телу прокатилась знакомая теплая волна. Демон взял меня за подбородок.
— Смелее, хедайра, — тихо сказал он, и его дыхание коснулось моей щеки.
Затем он наклонился, и наши губы встретились.
Колдуны уверяют, что искусство любви изобрели именно демоны. По-моему, они правы. От поцелуя Джафримеля по моему телу словно пробежала молния; его запах пьянил, горячил кровь. Нас окутала теплая, как кровь, тьма, и я, задрожав и обвив его шею руками, прижалась к нему всем телом, а он поднял меня и понес на кровать. Мне было все равно.
Он закусил губу, и мой рот наполнился вкусом дыма и кровью демона. От этой жгучей, раскаленной жидкости я задыхалась, хватая ртом воздух; нас медленно накрыла его энергия. Я не могла думать ни о чем, кроме своих ощущений, своем горящем горле, и закрытых глазах, и горячих руках демона, срывающих с меня одежду и прожигающих мое обнаженное тело до самых костей. Дважды я коротко вскрикнула, дрожа и извиваясь в его руках, мокрая от пота, когда мое сердце, казалось, было готово взорваться. Демон вошел в меня, и я едва не потеряла сознание, застонав от невыразимого наслаждения, сравниться с которым могла только сладостная и холодная тьма вечного покоя. Это было похоже на смерть — лежать в руках демона и чувствовать, как в мое тело входит его энергия, создавая меня заново, а потом погрузиться в глубокие сумерки. Опять.
Это полусонное, полубессознательное состояние длилось довольно долго. Медленно приходя в себя, я сообразила, что лежу голая в объятиях демона на одной из кроватей Джейса Монро, — и вздрогнула. Тело пылало огнем, я чувствовала, что оно изменилось. Демон крепко сжимал меня в объятиях, когда мои кости трещали и перестраивались; когда под моей кожей что-то шевелилось; когда двигались и меняли форму внутренние органы, а сердце бешено колотилось. Зарывшись лицом в мои волосы, демон что-то шептал, и его голос облегчал жестокую боль, погружая меня в полубессознательную дремоту.